Маша поморщилась, когда старая половица в очередной раз скрипнула под ногами. Этот звук преследовал её с самого утра, с того момента как они с Алексеем переступили порог дядиного дома. Пыль, затхлый воздух и паутина в углах — всё говорило о том, что здесь давно никто не жил.
“Лёш, может всё-таки останемся в гостинице?” — она с надеждой посмотрела на мужа, который увлечённо осматривал прогнившую оконную раму.
“И упустить шанс привести дом в порядок? Нет уж, раз решили заняться ремонтом — займёмся,” — Алексей улыбнулся, подошёл к жене и легонько чмокнул её в нос. “Здесь не так плохо, как кажется. Помню, как мы с отцом приезжали сюда каждое лето. Дядя Ваня, конечно, был со странностями, но место отличное.”
Маша вздохнула. Странности — это мягко сказано. За те несколько раз, что она видела дядю Ивана при жизни, он едва ли произнёс больше десятка слов. Всегда хмурый, всегда спешащий куда-то… А теперь им достался его дом — двухэтажный, немного покосившийся, но крепкий, с большим участком и старым яблоневым садом.
“Ладно, начну с уборки, раз уж мы здесь,” — она натянула резиновые перчатки и взяла ведро с тряпками.
День тянулся медленно. Маша методично очищала комнату за комнатой, а Алексей занимался окнами и дверями. К вечеру они добрались до подвала.
“Осторожнее там,” — крикнул Алексей сверху. “Электричество я ещё не проверил, так что только с фонариком.”
Маша включила фонарь на телефоне и медленно спустилась по скрипучим ступенькам. Подвал был просторным, с земляным полом, местами прикрытым старыми досками. В углу громоздились какие-то ящики и старая мебель, а посередине лежал большой, потёртый ковёр.
Она начала с ковра — его явно нужно было выбросить. Когда Маша потянула за край, ткань легко поддалась, обнажив что-то металлическое. Луч фонарика выхватил из темноты круглую крышку люка с массивным винтовым запором.
“Лёша! — позвала она. — Иди сюда, тут что-то странное!”
“Что там у тебя?” — донеслось сверху.
“Тут люк какой-то… Под ковром.”
“А, наверное, старая сливная яма или углярка,” — отозвался муж. “Потом посмотрим, сейчас окно доделаю.”
Маша присела на корточки, разглядывая находку. Люк был явно не простым — добротный, с хорошо смазанными петлями и сложным запорным механизмом. Слишком серьёзная конструкция для простого подвального люка.
Вечером к ним заглянули соседи — Анна Петровна с мужем, принесли пирог и варенье. За чаем разговорились.
“А мы уж думали, так и будет дом пустовать,” — говорила Анна Петровна, подливая чай. “Иван Степанович, царствие ему небесное, последние годы совсем замкнулся. Только в магазин ходил да в подвал свой спускался.”
“В подвал?” — насторожилась Маша. “А мы сегодня там люк нашли…”
Анна Петровна как-то странно замолчала, поставив чашку на стол.
“Он говорил, что это его мастерская,” — наконец произнесла она. “Но вот что он там мастерил — никто не знает. Не пускал туда никого, даже когда помощь предлагали.”
“Да ладно вам,” — махнул рукой Алексей. “Дядя технику любил, возился там с чем-нибудь. Что в этом такого?”
“Любил, это правда,” — медленно проговорила соседка. “Только у него было слишком много секретов. И знаете, под конец он часто говорил, что сделал что-то… что-то важное. Но никому не рассказывал, что именно.”
Маша почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она посмотрела на лестницу, ведущую в подвал, и ей показалось, что оттуда потянуло холодным воздухом. Что же скрывал дядя Иван в своей подземной мастерской?
После ухода соседей Маша долго не могла уснуть. Она ворочалась на старой скрипучей кровати, прислушиваясь к ночным звукам дома. Где-то тикали часы, шелестел листвой сад за окном, и всё время казалось, что из подвала доносятся какие-то звуки.
“Лёш, ты спишь?” — шёпотом спросила она.
“Уже почти,” — сонно отозвался муж. “Что такое?”
“Давай завтра откроем этот люк? Я не могу перестать думать о словах Анны Петровны.”
Алексей повернулся к ней: “Маш, ну что ты как ребёнок? Ну люк и люк. Мало ли что соседи навыдумывают.”
“Пожалуйста,” — Маша положила руку ему на плечо. “Мне кажется, это важно.”
“Ладно,” — вздохнул он. “Завтра посмотрим. А теперь спи.”
Утром они спустились в подвал вместе. Алексей принёс большой фонарь и инструменты. Люк поддался не сразу — механизм все же заржавел, но в конце концов массивная крышка со скрипом отворилась.
Луч фонаря выхватил из темноты узкую металлическую лестницу, уходящую вниз. Пахнуло сыростью и чем-то ещё — может быть, машинным маслом?
“Я первый,” — сказал Алексей и начал спускаться.
Комната под люком оказалась неожиданно просторной. Вдоль стен тянулись металлические стеллажи, заставленные коробками и какими-то приборами. В центре стоял массивный верстак, заваленный бумагами и инструментами. А в дальнем углу примостился старый шкаф с выдвижными ящиками.
“Ничего себе,” — присвистнул Алексей, осматриваясь. “Похоже, дядя действительно серьёзно тут работал.”
Маша подошла к верстаку. Среди инструментов лежал потрёпанный блокнот в кожаной обложке. Она осторожно открыла его.
“Лёша, послушай: ‘Система готова, осталось запустить. Никто не должен узнать.’ И дата — май 1989 года.”
“Дай посмотреть,” — Алексей взял блокнот. На страницах были какие-то схемы, формулы, записи, сделанные мелким почерком.
“‘Если я прав, эти данные изменят многое,'” — прочитала Маша через его плечо. “Что это может значить?”
“Слушай, я вспомнил,” — медленно проговорил Алексей. “Отец как-то рассказывал, что дядя Ваня работал в каком-то закрытом институте. А потом внезапно уволился и стал затворником. Никому не объяснил, почему.”
Маша подошла к шкафу: “Тут заперто. Может, там есть ответы?”
“Маш, может не надо?” — Алексей нахмурился. “Если дядя что-то прятал, значит, на то были причины.”
“Но он же не просто так всё это хранил! Вдруг это что-то важное? Смотри, сколько он тут работал — целая лаборатория. И эти записи… Он явно хотел, чтобы кто-то это нашёл.”
“Это просто старик с фантазиями,” — отмахнулся Алексей. “Не надо раздувать из этого сенсацию.”
“Ты сам не веришь в то, что говоришь,” — тихо сказала Маша. “Я же вижу, тебе тоже интересно. И страшно.”
Алексей долго молчал, глядя на верстак с разложенными на нём бумагами. Потом тяжело вздохнул:
“У меня где-то в машине должен быть лом. Сейчас принесу.”
Ящик поддался не сразу. Алексей повозился с ним минут пятнадцать, прежде чем раздался щелчок. Внутри лежали старые аудиокассеты, какие-то документы и пожелтевшие фотографии.
“Смотри,” — Маша достала одну из фотографий. На ней группа людей в форме стояла возле какого-то технического сооружения. В одном из них она узнала молодого дядю Ивана — те же пронзительные глаза, только без привычной угрюмости.
“Тут что-то написано,” — Алексей перевернул снимок. — “‘1967 год. Группа “Сигма”.’ Никогда о такой не слышал.”
Маша уже включала найденный в углу старый кассетный магнитофон. Щелчок, шипение плёнки, и вдруг — голос. Хриплый, усталый, но определённо принадлежащий дяде Ивану.
“Двадцатое сентября 1989 года. Я должен это записать… должен оставить след. Система работает идеально — даже лучше, чем мы предполагали. Частотная модуляция в сочетании с новым алгоритмом шифрования… Они хотят использовать её не только для связи. Я видел документы. Боже, что они собираются делать…”
Запись прервалась шорохом. Маша и Алексей переглянулись.
“Следующая,” — тихо сказал Алексей.
“Третье октября. Сегодня я подал заявление об уходе. Они угрожали, конечно. Говорили о тайне, о долге… Но я не могу. Не после того, что узнал. Система останется здесь, в бункере. Я её спрячу, замаскирую. Пусть думают, что всё уничтожено.”
Они прослушали ещё несколько кассет. История постепенно складывалась: дядя Иван работал над секретной системой связи, которая каким-то образом могла влиять на передачу информации на огромных расстояниях. Но когда он узнал, что его разработку планируют использовать не только для коммуникации, но и для каких-то опасных целей, злые люди, он не смог с этим смириться.
“Вот почему он стал таким замкнутым,” — прошептала Маша. “Он боялся, что за ним следят.”
“И, похоже, не зря,” — Алексей достал из ящика газетную вырезку. “Смотри, заметка о пожаре в институте как раз в том году. Все архивы уничтожены…”
“Что будем делать?” — Маша обвела взглядом комнату. “Здесь же может быть что-то опасное.”
Алексей долго молчал, разглядывая фотографию дяди.
“Знаешь, а ведь он был прав,” — наконец сказал он. “Некоторые тайны должны оставаться тайнами. Давай сделаем то, чего хотел дядя — спрячем всё это. Навсегда.”
Они провели в подвале ещё несколько часов. Все документы и записи аккуратно сложили обратно в ящик. Технические детали, которые могли относиться к таинственной системе, Алексей закопал в дальнем углу сада. А кассеты… кассеты они сожгли в старой печке, глядя, как плавится пластик и скручивается лента.
Прошло три месяца. Дом постепенно преображался — новые обои, свежевыкрашенные окна, отремонтированная крыша. Маша посадила цветы в палисаднике, а Алексей соорудил уютную веранду.
В тот вечер они сидели на новых ступеньках крыльца. Алексей только что закончил заваривать последние болты на крышке люка.
“Знаешь,” — сказала Маша, глядя на закат, — “я теперь понимаю дядю Ивана. Иногда нужно просто отпустить прошлое, чтобы защитить будущее.”
“А ты изменилась,” — улыбнулся Алексей. “Помнишь, как боялась этого дома? А теперь прямо философ.”
“Ну что, готова теперь стать профессиональным следователем?” — подмигнул он.
Маша рассмеялась: “Сто процентов!”
Они ещё долго сидели на крыльце, слушая, как поют птицы в старом яблоневом саду. Где-то под их ногами, за железной крышкой люка, хранилась тайна, которая теперь принадлежала только им.