– Я не собираюсь больше это терпеть! – голос Ирины звенел как натянутая струна. – Девятнадцать лет, ни работы, ни учебы, а теперь еще и это! Ты хоть понимаешь, что натворила?
Говорят, самые глубокие раны наносят те, кого мы любим больше всего. В тот промозглый осенний вечер эта истина ворвалась в квартиру на девятом этаже, где две женщины, мать и дочь, рвали друг другу сердца.
Катя сидела за кухонным столом, демонстративно уткнувшись в телефон. Чашка с остывшим чаем дрожала от того, как нервно она стучала ногой по полу.
– Мам, может хватит? – она закатила глаза. – Подумаешь, беременна. Не конец света.
Ирина с грохотом опустила кастрюлю на плиту. Макароны подпрыгнули, разбрызгивая кипящую воду.
– Не конец света? – она резко развернулась к дочери. – А от кого хоть? Или это тоже “не мое дело”?
– Именно! – Катя наконец оторвалась от телефона, её глаза блестели. – Не твое! Я уже взрослая!
– Взрослая? – Ирина горько усмехнулась. – Взрослая живет на свои, а не сидит на шее у матери! Взрослая думает о будущем, а не шляется непонятно где!
За окном усилился дождь, его монотонный стук по карнизу создавал зловещий аккомпанемент их перепалке. Из соседней комнаты доносился приглушенный голос ведущего новостей, рассказывающего о повышении цен на продукты.
– Да что ты знаешь о моем будущем? – Катя вскочила со стула. – Только и умеешь, что командовать! “Катя, сделай то, Катя, сделай это!” Достало!
– А ты думаешь, мне легко было? – Ирина схватилась за край столешницы так, что побелели костяшки пальцев. – Одной тебя растить? Работать на двух работах, чтобы ты ни в чем не нуждалась? И вот она, благодарность!
Катя схватила свою сумочку с подоконника:
– Ну и не надо было! Я тебя об этом не просила!
– Знаешь что? – Ирина выпрямилась во весь рост. – Я устала. Либо ты берешь себя в руки – устраиваешься на работу, начинаешь думать головой, либо… – она сделала глубокий вдох, – либо собирай вещи и уходи.
На секунду в кухне повисла оглушительная тишина. Было слышно только, как закипает вода в чайнике.
– Что, выгоняешь? – Катин голос предательски дрогнул. – Родную дочь? На улицу? Беременную?
– А ты как думала? – Ирина старалась, чтобы голос звучал твердо, хотя сердце разрывалось. – Хочешь быть взрослой – будь ею по-настоящему.
Катя резко развернулась, ее рыжие волосы хлестнули по воздуху:
– Прекрасно! Думаешь, не справлюсь? Еще как справлюсь! Без твоих нотаций!
Она метнулась в коридор. Через минуту входная дверь с грохотом захлопнулась. Ирина медленно опустилась на стул, машинально выключила закипевший чайник. В пустой квартире стало невыносимо тихо.
Где-то в глубине души она надеялась, что дочь одумается и вернется. Но прошел час, затем другой. За окном сгущались сумерки, дождь усиливался. Телефон Кати был недоступен.
Ирина встала, механически помыла посуду, выключила забытый телевизор. На холодильнике магнитом была прикреплена детская фотография: маленькая Катя с двумя рыжими косичками улыбается в камеру, показывая беззубый рот. Картинка расплылась перед глазами.
“Может, я слишком жестока?” – мелькнула мысль. Но Ирина тут же отогнала ее. Нет, дочери пора научиться отвечать за свои поступки. Даже если для этого придется пройти через боль.
Первые три дня Катя жила иллюзией свободы. Подруга Ленка приютила ее в своей съемной квартире, и вечера проходили за просмотром сериалов, заказом пиццы и разговорами о том, какая мама несправедливая. Но на четвертый день Ленкин парень намекнул, что “гостья немного загостилась”, и реальность начала проступать сквозь розовые очки, как пятна плесени на свежих обоях.
– Кать, я все понимаю, – Ленка мялась в коридоре, теребя рукав свитера, – но Димка правда против. Говорит, у нас и так места мало…
Катя стояла у окна, глядя на серый двор внизу. Три косматые вороны дрались за черствый батон, который кто-то выбросил из окна. Очень символично.
– Да ладно, я все понимаю, – она постаралась улыбнуться. – Спасибо, что хоть эти дни приютила.
Выйдя на улицу с рюкзаком и пакетом, Катя впервые по-настоящему испугалась. В кармане звенело мелочью – на пару проездов в метро хватит. И все.
Впервые в жизни она поняла, что значит быть по-настоящему одной. Без маминой кредитки, без теплой квартиры, без уверенности в завтрашнем дне.
– Эй, рыжая! Катька, ты что ли?
Она обернулась на знакомый голос. Максим. Они учились вместе в школе, а потом он куда-то пропал. Вроде в колледж поступил.
– Привет, – Катя машинально одернула куртку, пытаясь скрыть уже заметный живот.
– Сто лет тебя не видел! Как жизнь? – он осекся, заметив ее пакеты. – Ты что, переезжаешь?
Катя хотела соврать что-то про ремонт, но внезапно разрыдалась. Прямо посреди улицы, размазывая тушь по щекам. Максим растерянно оглядывался по сторонам, потом неловко обнял ее за плечи:
– Так, пойдем-ка. Тут кафешка за углом, я там работаю. Согреешься хоть.
Через полчаса, сидя за дальним столиком с чашкой горячего какао, Катя рассказала ему все. Про ссору с мамой, про беременность, про то, как страшно ей теперь.
– А отец ребенка? – осторожно спросил Максим.
Катя горько усмехнулась:
– Слился, как только узнал. Сказал, что это не его проблемы.
Максим помолчал, постукивая пальцами по столу:
– Знаешь, нам как раз официантка нужна. На полставки для начала. Если хочешь…
– Правда? – Катя даже привстала. – А беременных берут?
– Я менеджер зала, – подмигнул он. – Что-нибудь придумаем. Только работа реально работа, а не просто так.
На следующий день Катя вышла на смену. К вечеру гудели ноги, спина ныла, а один посетитель облил ее кофе. Но когда она пересчитала первые заработанные чаевые, на душе стало теплее.
Ленка сжалилась и разрешила пожить еще неделю, пока Катя не получит первую зарплату. А потом повезло – нашлась комната в коммуналке. Маленькая, с облупленными обоями и скрипучей кроватью, но своя. Соседка, баба Нина, оказалась суровой, но справедливой:
– Значит так, девонька. Никаких гулянок, в одиннадцать дом закрываю. Но если что по-женски надо – заходи, чаем напою.
Однажды Катя случайно услышала, как баба Нина говорит по телефону:
– Да, Ирина Михайловна, жива-здорова ваша дочка. Работает, старается. В положении она, да… Нет-нет, не скажу, что вы звонили.
Вечером того же дня, разбирая коробки в кладовке, Катя наткнулась на старую детскую кроватку. Деревянную, крепкую, только краска облупилась.
– Возьми, – кивнула баба Нина, поймав ее взгляд. – Моя внучка выросла уже. Подкрасишь – как новенькая будет.
Катя притащила кроватку в свою комнату. Три вечера драила ее от пыли, шкурила, красила в нежно-желтый цвет. Представляла, как будет укладывать туда своего малыша. Почему-то ей казалось, что будет мальчик.
Работа в кафе оказалась тяжелее, чем она думала. Особенно когда живот стал совсем заметным. Посетители косились. Но Максим был на ее стороне:
– Не обращай внимания. Ты хороший работник, а остальное неважно.
Как-то раз она заметила в зале маму. Та сидела в углу, с чашкой остывшего кофе, и украдкой наблюдала за дочерью. Катя сделала вид, что не заметила. Но в тот вечер долго плакала в подушку.
Шли недели. Катя научилась экономить, планировать бюджет, готовить простые блюда. Живот рос, и каждый раз, чувствуя шевеление малыша, она думала о маме. Вспоминала, как та пела ей колыбельные, лечила простуды, помогала делать уроки…
– Знаешь, – сказала как-то баба Нина, – гордость – штука хорошая. Но иногда надо уметь и первой руку протянуть.
Катя промолчала. Но в тот вечер достала телефон. Аккуратно набрала знакомый номер. “Абонент временно недоступен…” Мама сменила номер? Или просто не хочет говорить?
А на следующий день она потеряла сознание прямо посреди смены. Грохот разбитой посуды, испуганные крики посетителей, и темнота…
В больничной палате пахло хлоркой и кислым запахом лекарств. Катя моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд на белом потолке. Рядом пищал какой-то прибор.
– Очнулась? Ну слава богу! – всполошилась медсестра. – Лежите, лежите. Сейчас врач подойдет.
– Ребенок… – Катя инстинктивно схватилась за живот.
– С малышом все в порядке, – успокоила медсестра. – Но вам нужен покой. Сильное истощение, давление скачет. Так и до преждевременных родов недалеко.
В коридоре послышались быстрые шаги. Знакомые шаги. Цок-цок каблуков по линолеуму.
– Катенька! – Ирина влетела в палату, растрепанная, с покрасневшими глазами. – Доченька!
Она рванулась к кровати, но остановилась на полпути, словно налетев на невидимую стену. Их взгляды встретились.
– Мам… – голос Кати дрогнул. – Ты как здесь…?
– Максим позвонил, – Ирина нервно теребила ремешок сумки. – Я телефон сменила, но он нашел рабочий номер…
Повисла неловкая тишина. Медсестра тактично вышла, прикрыв дверь.
– Я… – начали они одновременно и так же одновременно замолчали.
– Прости меня, – Катя почувствовала, как по щекам потекли слезы. – Я была такой дурой. Думала, что все знаю, что справлюсь…
Ирина опустилась на край кровати:
– И я прости. Не нужно было тебя выгонять. Я каждый день места себе не находила.
– Знаю, – Катя слабо улыбнулась. – Баба Нина проговорилась про твои звонки.
Ирина наконец решилась и обняла дочь. От знакомого запаха маминых духов защемило сердце.
– Я так боялась, что с тобой что-то случится, – прошептала Ирина. – Следила издалека, места себе не находила…
– А я каждый день хотела позвонить. Но гордость не позволяла.
– Вся в меня, – Ирина невесело усмехнулась. – Упрямая.
В этот момент малыш сильно толкнулся. Катя охнула и машинально взяла мамину руку, прижала к животу:
– Чувствуешь? Он часто так…
– Он? – Ирина замерла, чувствуя движение под ладонью. – Значит, внук будет?
– УЗИ показало. Только я еще имя не придумала…
– У меня есть одна идея, – Ирина улыбнулась сквозь слезы. – Помнишь, твой дедушка…
Они проговорили до вечера. О прошлом и будущем, о страхах и надеждах. Когда пришел врач, то строго посмотрел на затянувшееся посещение, но, увидев их просветлевшие лица, только махнул рукой:
– Еще пять минут, не больше.
– Мам, – Катя замялась. – Можно я домой вернусь? Я буду работать, честно. Максим обещал график удобный сделать…
– Глупая, – Ирина погладила дочь по голове. – Конечно, возвращайся. Только обещай, что больше никаких секретов.
…Через месяц они вместе красили детскую. Ту самую кроватку от бабы Нины поставили у окна, Ирина сшила для нее балдахин. Катя продолжала работать, но теперь только днем и не больше четырех часов. А по вечерам они сидели на кухне, пили чай и строили планы.
– Знаешь, – сказала как-то Катя, разглядывая свое отражение в окне, – я только сейчас поняла, каково тебе было. Одной, с маленьким ребенком…
Ирина обняла дочь за плечи:
– Главное, что мы теперь вместе. Справимся.
За окном шел дождь – совсем как в тот вечер, когда все началось. Но теперь его стук по карнизу казался колыбельной. В соседней комнате тихо работал телевизор, на плите закипал чайник, а на холодильнике рядом со старой фотографией маленькой Кати появился снимок УЗИ – первая фотография её сына.
Они молчали, но это было уютное молчание двух людей, прошедших через бурю и нашедших путь друг к другу. Впереди было много трудностей, но теперь они точно знали – вместе справятся со всем.