– Я не мужик, а тряпка, постоянно угождаю своей жене, но в один день я решил перестать терпеть

Reading Time: 7 minutes

– Серёжа, ты опять яичницу пережарил! И кофе слишком горький. Господи, неужели так сложно сделать нормальный завтрак?

Я молча смотрю в тарелку, где действительно желток получился чуть твёрже, чем обычно. Всего лишь на десять секунд передержал, с кем не бывает? Но Света, как всегда, права. Света всегда права.

– Прости, милая. Сейчас сделаю новую.

– Не надо! – она отодвигает тарелку. – Я опаздываю на работу. И вообще, может тебе курсы кулинарии взять? Все мужики готовить умеют, а ты…

Я автоматически киваю, убирая тарелку. Каждое утро начинается одинаково: встаю в шесть, чтобы успеть приготовить ей завтрак, погладить блузку, почистить туфли. И каждое утро что-то не так.

В офисе не лучше. Начальник, заметив опечатку в отчёте, смотрит так же презрительно:

– Петров, ты когда научишься внимательнее быть? Третий раз за неделю переделываешь!

Вечером Света встречает меня новостью:

– Мы идём на день рождения к Маринке.

– Но я думал сегодня…

– Что ты думал? – её голос повышается на октаву. – Опять в свой гараж собрался? Достал уже со своими железками! Нормальные мужики с женами время проводят, а ты…

“А ты” – её любимое начало фразы. “А ты даже машину помыть нормально не можешь”, “А ты даже гвоздь забить не способен”, “А ты…” Каждый раз, когда она так начинает, я чувствую, как съёживаюсь внутри, становлюсь меньше, незаметнее.

Когда-то, лет пять назад, я пытался спорить. Говорил, что у меня есть свои интересы, что нельзя же всё время… Света тогда посмотрела так, что я замолчал на полуслове.

– Интересы? – она рассмеялась. – Какие у тебя могут быть интересы? Ты же тряпка, Серёжа. Самая настоящая тряпка.

С тех пор я не спорю. Просто киваю и делаю, как она скажет. Так проще. Так спокойнее. Я научился улыбаться, когда её подруги шутят про “подкаблучника”, научился молчать, когда она при всех рассказывает, какой я безрукий.

Но сегодня что-то идёт не так. Может, дело в той фразе, которую я случайно подслушал в офисе? “Посмотри на Петрова – типичный подкаблучник. Жена им как половой тряпкой пол моет”. Или в том, как сын соседки, девятилетний пацан, сказал мне: “Дядь Серёж, а почему вы тёти Светы так боитесь?”

Вечером, после очередных упрёков, я долго стою перед зеркалом в ванной. Из зеркала на меня смотрит бледный мужик с потухшими глазами. Где тот Сергей, который когда-то занимался скалолазанием? Который мечтал открыть свою мастерскую? Который…

– Серёжа! Ты там уснул? Иди сюда, расскажи, что ты опять натворил на работе!

Я смотрю на своё отражение, и впервые за долгое время чувствую что-то кроме привычной покорности. Что-то похожее на… злость?

– Сейчас иду, – говорю я. И впервые за пять лет это “сейчас” звучит не как извинение, а как обещание. Обещание самому себе.

Утро началось как обычно. Почти.

– Сережа, завтрак! – донеслось из спальни.

Я посмотрел на часы: 6:30. Потом на свое отражение в окне кухни. И впервые за пять лет произнес вслух:

– Нет.

– Что? – Света появилась на пороге кухни в шелковом халате. – Ты что сказал?

– Я сказал “нет”. Хочешь завтрак – приготовь сама.

Она засмеялась, но как-то неуверенно:

– Сереж, ты что, с утра пьяный? Или заболел?

– Абсолютно здоров. Просто я больше не буду готовить тебе завтрак. И гладить твои блузки тоже не буду.

Света моргнула. Потом еще раз. А потом началось то, что я называл про себя “извержением вулкана”:

– Ах ты… да как ты… да что ты себе позволяешь! Ты кто такой вообще? Думаешь, если вчера премию на работе получил, так теперь король? Да ты…

– Нет, Света, – я почувствовал, как внутри растет что-то новое, незнакомое. Спокойствие? Сила? – Это ты кто такая, чтобы так со мной разговаривать?

Она осеклась на полуслове. Впервые за все наши годы вместе.

– Знаешь, – продолжил я, наливая себе кофе, – я вчера всю ночь думал. О нас. Обо мне. О том, как я позволил тебе сделать из меня прислугу. Это закончилось.

– Да ты… – она задохнулась от возмущения, – да я…

– Ты опаздываешь на работу, – спокойно заметил я, отхлебывая кофе. – Кстати, он действительно горький. Но мне нравится.

Входная дверь хлопнула так, что зазвенела люстра. Я посмотрел в окно – Света буквально бежала к машине, на ходу набирая чей-то номер. Наверное, Маринку. Сейчас будет жаловаться, какой я неблагодарный.

А я достал телефон и набрал давно забытый номер.

– Алло, Димон? Узнал? Да, сто лет не виделись. Слушай, помнишь, ты звал меня в горы на майские? Предложение еще в силе?

Через час я уже сидел в кабинете начальника.

– Петров, ты что, отпуск просишь? Прямо сейчас? – он снял очки и протер их платком. – А как же годовой отчет?

– Андрей Павлович, – я улыбнулся, – вы же знаете, что я его уже три раза переделал. И знаете что? Он идеальный. Проверьте сами.

Вечером Света вернулась домой в боевом настроении. Я сидел в гостиной и читал книгу – впервые за несколько лет не в телефоне украдкой, а открыто, в кресле.

– Значит так, – она встала передо мной, уперев руки в бока, – я все поняла. У тебя кризис среднего возраста. Или депрессия. Я записала тебя к психологу на завтра. И…

– Отличная идея, – кивнул я, не отрываясь от книги, – только перенеси прием на следующий месяц. Я улетаю в горы через три дня.

– Что?! – она даже присела от неожиданности. – Какие горы? Ты с ума сошел? А как же…

– А как же ты? – я наконец поднял глаза от книги. – Знаешь, Свет, я тебе благодарен. Правда. Ты показала мне, каким жалким может стать мужчина, если позволит себя сломать. Но я больше не хочу быть жалким.

– Это все она, да? – внезапно прошипела Света. – Эта новая девка из бухгалтерии? Я видела, как ты на нее смотрел на корпоративе!

Я рассмеялся. Впервые за долгое время – искренне, от души:

– Света, ты даже представить не можешь, насколько ты не права. Дело не в других женщинах. Дело во мне. И в тебе.

– Что ты несешь?

– Помнишь, как пять лет назад ты назвала меня тряпкой? Знаешь, что самое страшное? Я поверил. Позволил тебе убедить себя, что я ничтожество. Что без тебя я никто. Что должен быть благодарен за то, что ты меня терпишь.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но я продолжил:

– А потом я начал замечать, как ты делаешь то же самое с другими. С официантами в ресторанах. С продавцами в магазинах. Даже с собственной матерью. Тебе нужно чувствовать власть над людьми, чтобы чувствовать себя значимой. Но знаешь что? Это не сила, Света. Это слабость.

Я встал и подошел к окну. На улице начинался дождь.

– Я купил билеты в Кисловодск. Улетаю в четверг. Буду две недели ходить по горам с старыми друзьями. А когда вернусь… – я повернулся к ней, – мы сядем и серьезно поговорим о нашем будущем. Если оно у нас есть.

– Ты… ты не можешь так со мной поступить! – её голос сорвался. – После всего, что я для тебя сделала!

– Могу, – я пожал плечами. – И знаешь что? Я должен был сделать это давно.

Хлопок двери был такой, что картина чуть не слетела со стены. Я прислушался – из спальни доносились приглушенные всхлипы, прерывистое дыхание и звук ударов подушки. Классическая истерика Светы, к которой я так привык за эти годы. Её “коронный номер”, как я это называл про себя. Раньше в такие моменты у меня внутри все сжималось, я готов был на коленях просить прощения. Но не сегодня.

Я достал с антресоли старый рюкзак. От него все еще пахло костром и свободой. Где-то на дне должна была лежать моя потрепанная страховочная система…

Телефон завибрировал – сообщение от Димона: “Братан, я всем сказал, что ты возвращаешься. Пацаны в шоке! Готовь печень ;)”

Я улыбнулся. В спальне все еще всхлипывала Света, но впервые за много лет меня это не волновало. Я расправил плечи и почувствовал, как хрустнул позвоночник. Пора было выпрямиться. Во всех смыслах.

Горы меня изменили. Или, может быть, просто вернули того, настоящего меня.

– Серый, ты как новый! – Димон хлопнул меня по плечу, когда мы возвращались с последнего маршрута. – Помнишь, как раньше ходили? Вот прямо как тогда!

Я помнил. И с каждым днем в горах вспоминал все больше. Как когда-то мечтал, строил планы, не боялся рисковать. Как верил в себя.

Света писала каждый день. Сначала обвиняла во всех смертных грехах, потом умоляла вернуться, потом снова угрожала. Я не отвечал. Впервые за пять лет я чувствовал себя… свободным.

Когда я вернулся домой, она встретила меня в дверях:

– Господи, на кого ты похож? Небритый, загорелый как чёрт… И что это за шрам на руке?

– Сорвался немного на спуске, – я пожал плечами, проходя мимо нее с рюкзаком. – Ничего страшного.

– Ничего страшного?! – её голос взлетел до привычных высот. – Ты… ты вообще о чем думал? А если бы…

– Света, – я повернулся к ней, и она осеклась на полуслове, – нам надо поговорить.

Мы сели за кухонный стол. Тот самый, за которым я столько лет выслушивал её нотации. Но что-то изменилось.

– Я подал заявление об уходе, – спокойно сказал я.

– Что?! Ты с ума сошел? А как же…

– Я открываю свою мастерскую. Помнишь, я мечтал об этом? Димон поможет с помещением, у него связи в недвижимости. Первые клиенты уже есть.

– Но это же авантюра! Ты все потеряешь! Ты…

– Нет, Света, – я покачал головой. – Я уже все потерял. Пять лет назад. Себя потерял. А теперь… теперь я себя нашел.

Она смотрела на меня так, словно видела впервые. Наверное, так оно и было.

– Знаешь, – продолжил я, – я ведь правда тебя любил. И сейчас, наверное, люблю. Но больше не могу так жить. В клетке. В роли вечно виноватого мальчика, которого нужно воспитывать.

– Я просто хотела сделать из тебя настоящего мужчину! – она всхлипнула.

– Нет, – я грустно улыбнулся. – Ты хотела сделать из меня удобную мебель. Стул, на который можно присесть. Вешалку, на которую можно повесить свои амбиции. Тряпку, которой можно вытереть свои комплексы.

– Как ты можешь…

– Могу. И знаешь что? Я благодарен тебе. Правда. Если бы не ты, я бы никогда не понял, как важно оставаться собой. Как важно уважать себя.

Я встал из-за стола:

– Я снял квартиру. Вещи заберу завтра. И да, я уже говорил с юристом насчет развода.

– Ты пожалеешь! – она вскочила. – Ты вернешься! Ты без меня пропадешь!

– Нет, Света, – я подошел к двери. – Это без себя я пропадал. А теперь… теперь я вернулся.

Прошел год. Дела в мастерской шли лучше, чем я мог мечтать. Кто бы мог подумать – в нашем городе, оказывается, полно альпинистов, готовых платить хорошие деньги за качественный ремонт снаряги. По выходным у входа даже очередь собирается – ребята приезжают из соседних городов, треплются, пьют кофе, травят байки с восхождений. Сам я тоже изменился до неузнаваемости – каждое утро начинаю с пробежки, три раза в неделю торчу в зале до изнеможения.

Старые джинсы болтаются как на вешалке, зато в зеркале теперь отражается не унылый офисный планктон, а крепкий мужик с модной бородой и уверенным взглядом. Даже походка другая стала – пружинистая, легкая.

Мы случайно встретились с ней в супермаркете. Она выглядела все такой же ухоженной и властной. Только в глазах появилось что-то новое… растерянность?

– Привет, – сказала она. – Ты… хорошо выглядишь.

– Спасибо, – я улыбнулся. – Ты тоже.

– Может… может, кофе выпьем? – в её голосе появились заискивающие нотки. Те самые, которыми раньше говорил я. – Вспомним старые времена…

– Прости, Света, – я покачал головой. – У меня тренировка. И свидание вечером.

– Свидание? – она дернулась. – С кем?

– С собой, – я подмигнул. – Иду на концерт любимой группы. Той самой, которую ты называла “бессмысленным шумом”.

Я развернулся и пошел к кассе. За спиной услышал её дрожащий голос:

– Сережа! А помнишь…

– Помню, – не оборачиваясь, ответил я. – Все помню. И благодарен за каждый урок.

Выйдя из магазина, я поднял лицо к солнцу. Впереди был новый день. Мой день. И я точно знал, что больше никогда не позволю сделать из себя тряпку. Потому что научился главному – уважать себя.

А это дорогого стоит.