– Даня, ты хоть понимаешь, как обидно слышать такое от родного сына? – мой голос дрожал, но он лишь усмехнулся и закатил глаза.
– Мам, ну хватит драмы. Ты сама виновата – вечно всё делаешь не так.
Я смотрела на своего девятнадцатилетнего сына и не узнавала в этом холёном молодом человеке того милого мальчика, которого когда-то носила на руках. Когда это началось? Наверное, после развода, когда я решила посвятить всю себя единственному сыну. Классическая ошибка матери-одиночки – я так боялась, что ему не хватает отцовского внимания, что сама не заметила, как превратилась в прислугу.
– Ольга Николаевна, эти отчёты нужно сдать до вечера, – напомнила моя коллега Света.
– Да-да, конечно, – я встряхнулась, пытаясь сосредоточиться на цифрах в мониторе. Но мысли снова унесли меня домой, к предстоящему вечеру. Даня обещал привести друзей, а это значит – снова готовка, уборка и… унижения.
Вечером квартира наполнилась шумной компанией студентов. Я металась между кухней и комнатой, расставляя тарелки с закусками.
– Мам, ты можешь хотя бы сегодня не позориться? – громко фыркнул Даня, когда я случайно пролила немного чая. – Руки вечно трясутся как у старушки.
Его друзья засмеялись, а один, кажется Кирилл, даже присвистнул:
– Дань, ты жёстко с мамой.
– А что делать? – пожал плечами сын. – Криворукость не лечится.
Я молча вытерла лужицу и ушла на кухню. Там, у плиты, глотая слёзы, пыталась понять – когда же мой мальчик стал таким? Может, я действительно что-то делаю не так?
– Мам, – Даня заглянул на кухню. – Слушай, мне нужно пятнадцать тысяч. На учебники.
– Опять? – я вздохнула. – Я же на прошлой неделе давала…
– То были другие! – он раздражённо дёрнул плечом. – Ты что, не хочешь, чтобы я учился?
Знакомая манипуляция. Я полезла в кошелёк, хотя прекрасно знала – никакие это не учебники. Вчера случайно видела на его столе чек из игрового магазина.
Внезапно в дверь позвонили. На пороге стояла моя начальница:
– Ольга, извини за поздний визит, но нужно срочно подписать документы…
Из комнаты донёсся громкий голос Данила:
– Мам, ты можешь потише топать? Мы тут вообще-то разговариваем! И чаю принеси нормального, а не эту бурду!
Я увидела, как изменилось лицо начальницы. Щёки загорелись от стыда. В этот момент что-то внутри меня надломилось. Может, это была последняя капля, а может… просто пришло время перестать быть половиком у двери собственного сына.
***
– Мама, ты совсем с катушек съехала? – Даня смотрел на меня как на умалишённую, когда я попыталась заговорить с ним о вчерашнем вечере. – Подумаешь, попросил чаю принести. Ты теперь из этого трагедию раздуешь?
Я сидела на кухне, крутя в руках чашку остывшего кофе. За окном накрапывал дождь, и серое утро как нельзя лучше отражало моё настроение. После визита начальницы я не спала всю ночь, прокручивая в голове события последних лет.
– Знаешь, сынок, – я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало, – мне больно видеть, как ты…
– О господи, – он театрально закатил глаза, – опять начинается. Мам, у тебя есть талант – превращать любой разговор в нытьё. Я в универ опаздываю.
Он схватил рюкзак и вылетел из квартиры, оставив меня наедине с недосказанными словами и горьким привкусом во рту. Я механически начала убирать со стола, когда из его комнаты донеслась трель телефона. Даня забыл мобильный.
Экран высветил сообщение от какого-то Макса: “Братан, спс за консоль! Огонь вещь! Предки не спалили, откуда бабки?”
Я замерла. Консоль? Те самые пятнадцать тысяч на “учебники”? В груди что-то сжалось, но это было уже не привычное чувство обиды. Скорее, глухая злость – на сына, на себя, на эту бесконечную карусель вранья и манипуляций. Похоже он вообще все деньги спускает, что я ему даю.
***
Вечером я не выдержала:
– Даня, давай поговорим начистоту. Зачем ты соврал про учебники?
– А, ты про это, – он даже не оторвался от компьютера. – Ну да, купил консоль. И что? Всё равно верну когда-нибудь.
– Когда-нибудь? – мой голос предательски дрогнул. – А как же твои обещания?
– Боже, мам, ну ты как маленькая! – он наконец повернулся ко мне. – Все нормальные родители помогают детям. Вон, у Кирилла отец машину купил. А ты из-за какой-то консоли истерику закатываешь.
Я смотрела на это красивое, уверенное в своей правоте лицо и не находила слов. Где-то в глубине души теплилась надежда, что это всё временно, что он повзрослеет, поймёт… Но каждый такой разговор убивал эту надежду, словно ядовитые капли, падающие на нежный цветок.
***
Через неделю я решилась пригласить подруг на чай. Впервые за долгое время захотелось просто посидеть, поболтать, почувствовать себя живым человеком, а не функцией по обслуживанию сына. Пришли Марина и Лена – мои одноклассницы, с которыми мы дружили со школы.
– Девочки, попробуйте пирог, – я разливала чай, чувствуя, как отпускает привычное напряжение.
– Ольга, ты же вроде на фитнес собиралась? – раздался голос Дани, внезапно возникшего в дверях. – А сама пироги трескаешь. Потом удивляешься, почему одна живёшь.
Марина поперхнулась чаем. Лена старательно разглядывала скатерть.
– И вообще, – продолжил он, плюхнувшись в кресло, – вы не могли бы потише? У меня голова от вашего кудахтанья раскалывается.
– Данечка, – осторожно начала Марина, – мы…
– Ой, давайте без этих “данечек”! – он скривился. – Что вы как старые клуши собрались? Мам, лучше бы убралась нормально – пыли везде накопила.
Я смотрела на подруг, на их растерянные лица, и чувствовала, как внутри поднимается что-то новое. Не стыд, не боль – холодная ярость.
– Знаете что, девочки, – я встала, – пойдёмте до проспекта пройдемся. Там есть уютное кафе за углом.
– Да ладно, мам, – усмехнулся Даня, – можете остаться. Я великодушный.
Но мы уже собирали сумки. На улице Лена взяла меня за руку:
– Оля, как ты это терпишь?
– Он же ещё ребёнок, – привычно начала я и осеклась. Нет, он уже давно не ребёнок. И пора посмотреть правде в глаза.
В кафе разговор не клеился. Мы говорили о чём угодно – о работе, о погоде, о новом сериале, но я видела в глазах подруг невысказанный вопрос. И впервые за долгое время честно ответила себе: так больше продолжаться не может.
Вечером я сидела в пустой квартире, листая старый фотоальбом. Вот Даня делает первые шаги, вот идёт в первый класс, вот мы вместе на море… Когда же всё пошло не так? Когда я позволила любви превратиться в рабство?
Телефон звякнул сообщением. Даня: “Мам, кинь три тысячи на карту. В кино с ребятами идём.”
Я смотрела на экран, и внутри разливалось странное спокойствие. Впервые за много лет я точно знала, что делать дальше. Просто нужно набраться смелости и сделать шаг. Один решительный шаг к новой жизни.
“Нет,” – набрала я в ответ и нажала “отправить”.
Телефон взорвался звонком почти мгновенно.
– Ты что, серьёзно? – в голосе сына звучало искреннее удивление. – Мам, ты в своём уме?
– Абсолютно, – ответила я и впервые за долгое время улыбнулась. – И знаешь что? Нам надо серьёзно поговорить. Прямо сейчас.
После того как я пришла домой он сразу же накричал на меня.
– Нам не о чем разговаривать больше! – Даня метался как ураган. – Что значит “съезжать”? Это мой дом!
Я стояла у окна, глядя на вечерний город. Огни фонарей подмигивали мне, словно поддерживая в самый важный момент моей жизни.
– Нет, Даня. Это мой дом. И я больше не позволю тебе превращать его в место, где я чувствую себя служанкой.
– Да ты… да ты просто с ума сошла! – он нервно рассмеялся. – Мам, может тебе к врачу сходить?
Раньше такие слова ранили бы меня до глубины души. Но не сегодня.
– У тебя две недели, чтобы найти съёмную квартиру, – мой голос звучал спокойно и твёрдо. – Я помогу с первым взносом. Но жить здесь ты больше не будешь.
– Ах вот как? – он прищурился. – И куда же ты денешь родного сына? На улицу выкинешь?
– Ты взрослый человек, Даня. Пора учиться отвечать за свои поступки.
Он метался по комнате, как тигр в клетке. Хватал какие-то вещи, бросал их обратно, пытался давить на жалость, угрожал, что никогда больше не заговорит со мной. А я смотрела на него и думала – как же долго я была слепой.
– Знаешь что? – вдруг выпалил он. – Я сам уйду! Прямо сейчас! Посмотрим, как ты тут без меня справишься!
Ключи полетели на пол. Хлопнула входная дверь. Тишина.
Я медленно опустилась в кресло и впервые за много лет расплакалась – не от горя, а от облегчения. Словно тяжёлый рюкзак сбросила с плеч.
***
Первая неделя была странной. Я просыпалась в панике – не проспала ли? Не опоздает ли Даня на пары? Потом вспоминала – теперь это не моя забота. Квартира казалась непривычно просторной и тихой.
Даня писал каждый день. Сначала злые сообщения: “Надеюсь, ты довольна!”, “Ты ужасная мать!”. Потом начал давить на жалость: “Мам, у меня деньги заканчиваются”, “Здесь так холодно по ночам”. Я отвечала коротко: “Ты справишься”.
Через месяц я впервые пошла на йогу. Через два – записалась на курсы английского. А ещё через месяц поймала себя на том, что напеваю, готовя завтрак только для себя.
– Оля, ты прямо светишься! – заметила Марина при встрече. – Влюбилась что ли?
– Да, – улыбнулась я. – В жизнь.
В один из вечеров раздался звонок в дверь. На пороге стоял Даня – похудевший, немного растрёпанный.
– Мам… можно войти?
Я молча отступила, пропуская его в квартиру. Он огляделся – в гостиной появился новый диван, на стенах – картины, на подоконнике – орхидеи.
– Красиво стало, – неловко сказал он. – Слушай, мам… я тут подумал… В общем, я был неправ.
Я смотрела на своего сына – и видела в нём наконец-то не капризного мальчика, а молодого мужчину, который учится принимать свои ошибки.
– Проходи, – сказала я. – Чай будешь?
Мы сидели на кухне, как чужие люди, которым предстоит заново научиться быть родными. Это будет непросто. Но теперь я знаю – любовь не должна разрушать. Настоящая любовь – это когда уважаешь не только другого, но и себя.
А за окном догорал закат, окрашивая небо в цвет новых начал. И где-то в глубине души я знала – всё будет хорошо. Теперь точно будет.