– Ма-а-ам, – растянула губы в широкой улыбке Вероника, отводя взгляд от экрана телефона, – ты вот все говорила, что я в подоле принесу, а принесет наш Ванечка…
– Чего болтаешь, дурында! – Махнула Валя полотенцем и добавила, – типун тебе на язык.
– А я чего? – Усмехнулась Вероника, – я ничего. Мне Таська фотку скинула. Гляди!
Она повернула телефон к матери и та, нацепив на нос очки, начала приближать и отдалять экран, фокусируя изображение.
– Это с кем он? – Посмотрела строго на дочь, отвернувшись от снимка, на котором Иван был запечатлен с незнакомкой, катившей коляску. Мать могла бы решить, что просто встретил знакомую, но ведь Ваня обнимал эту девицу! Просто знакомых так не обнимают!
Валентина схватила телефон и принялась судорожно тыкать на кнопки, набирая номер сына. Ваня ответил не сразу, и голос его был таким елейным, каким мать впервые его слышала.
– На связи, – довольно сказал он, – Что случилось, мамуль?
– Сынок, а ты где? – Вкрадчиво спросила Валентина.
– А что случилось? – Повторил сын вопрос, – Почему ты спрашиваешь?
– Ну, мы просто с Никой ужин приготовили, думали всем месте посидеть, как в детстве.
– Ужинайте без меня, – ответил Иван, – я не голоден и буду поздно. Мы занимаемся с Сашкой.
Валентина задумалась, подперев рукой подбородок. Сын стал домой возвращаться все позже. Каждый раз отказывался от еды. Говорил, что у Саши поел. Кто такой этот Саша, Валя не знала, наверное, в институте познакомился. Раньше друзей с таким именем у него не было. И теперь Валентина места себе не находила. А что, если он прикрывается вымышленным другом, а сам проводит время с этой девицей. Чей у нее ребенок? Ванин? Почему же он скрывает от семьи? Боится? Валя ведь всю жизнь ему твердила, чтобы о женитьбе и думать не смел, пока не будет иметь образование и работу стабильную. А что если он уже стал отцом? Потом девица эта родит ему еще ребенка, потом еще, и прощай будущее! А ведь Иван большие подавал надежды. Валя сидела у окна, как на иголках. Давно она не ждала возвращения сына с таким нетерпением. Но Ваня все не приходил.
Валентина так и задремала за столом и когда услышала звук поворота ключа в замочной скважине, вскочила на ноги, включила свет.
– Мама? – Вздрогнул от неожиданности Иван, – Ты чего не спишь?
– Тебя ждала, – Валентина уперла руки в бока и принялась сверлить сына взглядом. – А ну, дыхни! – Строго велела она, – Время видел сколько? Где был? Дыхни, я сказала!
– Да ты чего? – усмехнулся Иван, но дыхнул ей в нос, которым она повела многозначительно, – Сон плохой что ли приснился?
– Ты поговори еще так с матерью! – Прикрикнула Валентина, – Что за дама с коляской, с которой ты разгуливаешь без стеснения?
– А-а-а, вон где собака порылась, – кивнул Иван, – теперь все ясно. Я и сам хотел сказать, но раз ты уже знаешь. Это Сашка, Шурочка моя. Мы вместе учимся.
– Что значит, твоя? А ребенок тоже твой?
– Нет, мама, ребенок не мой. Вернее, я не его отец, но очень хочу им стать!
– Ты с ума сошел? – Валентина схватилась за сердце, – ой, ты мать в гроб решил загнать! Ой!
Иван помог матери дойти до дивана и присел рядом.
– Мам, стоит ли так близко к сердцу все воспринимать? Что в этом такого?
– Вот сам отцом станешь, вырастишь своих детей, тогда и ответишь на свой вопрос! А сейчас выброси эту дурь из головы! Чтобы я больше не слышала об этой… Саше! И чтобы рядом с ней тебя не видела!
– Мама, я женюсь на ней! – Сказал Иван, и Валентина снова принялась причитать.
– Нет, ну ты точно смерти моей хочешь! Нет! И еще раз нет! Только через мой труп ты свяжешь жизнь с ней и повесишь себе на шею чужого ребенка! Не смей и думать!
– Я взрослый человек и сам решу, с кем мне связать судьбу! – Сказал и поспешил в свою комнату, громко хлопнув дверью.
На следующий день Валентина позвонила давней приятельнице, что работала лаборанткой в институте.
– Любочка, ты ведь там знаешь всех. Узнай, пожалуйста, о некой Саше, что с Иваном учится. И у нее еще ребенок… Адрес, если сможешь, раздобудь, а я в долгу не останусь, ты знаешь.
Через пару дней Любаша прислала ей адрес Саши. Валентина попросила Веронику отвлечь брата, а сама отправилась к Саше домой.
– Если еще раз рядом с сыном своим тебя увижу, пеняй на себя, – опустив, приветствие и не представившись, потребовала Валя, – нагуляла дитя, теперь хочешь свесить на мальчишку!
– Во-первых, чтоб вы знали, я не нагуляла никого. Я замужем была, но муж погиб, когда я была беременна. Во-вторых, я не навязываю своего ребенка Ване, он сам за мной ухаживал больше года, прежде чем я согласилась с ним встречаться. И в третьих, он уже не мальчик, все-таки, на пятом курсе учится.
– Сути дела это не меняет! – Валентина подняла вверх указательный палец, – оставь Ваню в покое! Поняла?
– Услышала, – сказала так же громко Саша и закрыла дверь.
В этот вечер Иван вернулся раньше обычного, и не прошел сразу к себе, а заглянул в комнату матери:
– Ты зачем ходила к Саше? – Спросил, и голос его она не узнавала, – Я ее расположения добивался так долго, и теперь ты все разрушила! Она меня опять не хочет видеть!
– Вот и правильно! – Удовлетворенно кивнула мать, – Пусть другого дyракa поищет, который ее подберет с ребенком…
Ощущение пустоты захватило Ивана, как густой, душный туман. У него не было сил на разговоры, споры, да и на учебу — тоже.
С того дня, когда мать рассорила их с Сашей, в институте он почти не появлялся. Каждый раз, когда Иван собирался на занятия, чувство тяжести заставляло его останавливаться на полпути к двери. К чему всё это? Ведь его личная жизнь, то самое счастье, что он надеялся построить, разбилось вдребезги — и всё из-за матери. Саша даже близко его не подпускала, говорила, что с такой мамашей он пусть сам живет, а она не собирается входить в такую семейку.
– Пойми ты, Вань, если сейчас она такая, дальше будет только хуже. Я не хочу ни себе, ни ребенку своему такой родни. Прости, но если ты не прекратишь меня преследовать, я брошу институт и уеду из города, – говорила Саша со слезами на глазах.
После этих слов Ваня сам бросил учебу окончательно, начав подрабатывать грузчиком на складе. Работал без особого энтузиазма, больше для того, чтобы не оставаться в доме, где каждый взгляд матери напоминал ему о её победе. С каждым днём их разговоры становились всё холоднее и короче. Валентина была уверена, что сделала лучше для своего сына, а Иван всё сильнее ощущал, что остался в этой жизни один.
Чем дальше, тем чаще он стал позволять себе вечером пропустить стаканчик, другой в баре неподалеку. Алкоголь был, казалось, единственным средством забыть о том, как рухнули его планы, мечты и надежды.
Так прошло несколько месяцев, и однажды на складе к нему подошла Наташа, девушка с рыжими кудрями и светлой, слегка застенчивой улыбкой. Она только недавно устроилась на склад и порой оставалась допоздна, пытаясь разобраться с документами. Наташа работала с бумагами и часто приходила к Ивану на склад за накладными. Вначале она робко здоровалась, смущенно опуская взгляд, но однажды, увидев Ваню в конце рабочей смены с бутылкой дешевого пива в руках, подошла и, осторожно присев рядом, сказала:
— Знаешь, иногда кажется, что жизнь делает нам больно только затем, чтобы мы закалились. Я, к примеру, выросла в детдоме и знаю, что жизнь — сложная штука. Я научилась ценить каждое мгновенье и не тратить его на пустяки. Жизнь так прекрасна, но люди сами порой омрачают ее.
Иван посмотрел на неё с удивлением, словно увидел свет среди непроглядного мрака. Её слова были просты, но проникли в самую душу. В этом коротком признании, отразившем силу и смирение, он почувствовал родственную душу. С Наташей было легко. Её искренность и лёгкость общения подкупали.
Спустя некоторое время их встречи вне работы стали регулярными. Они вместе работали допоздна, а затем гуляли по улицам города, разговаривая обо всём и ни о чём. Иван даже начал возвращаться домой трезвым и полным надежды. Валентина радовалась, что сын начал менять свой образ жизни, но что стало причиной тому, ее мало волновало.
— Мама, — однажды Иван сказал за ужином, — я хочу познакомить тебя с девушкой. Ее зовут Наташа. Завтра я пригласил ее к нам.
Валентина подняла на него настороженный взгляд, чувствуя что-то неладное.
Наташу Валентина разглядывала с интересом – скромно одетая, улыбается застенчиво. «Так не бывает! Она явно что-то скрывает. Хочет показаться ангелочком. Значит, все так радужно»… Калькулировала Валентина в голове.
— Откуда она? Кто родители? – Спросила сразу, как только сын вернулся, проводив Наташу.
Иван тяжело вздохнул:
— Мама, родители её погибли, она выросла в детском доме. Но Наташа замечательный человек.
Валентина вздохнула, словно в ней накопилось множество невысказанных упрёков:
— В детдоме?! Ну вот, этого я и боялась! — она с укором посмотрела на сына, как на неразумного ребёнка. — Что ты знаешь о таких людях? Все нормальные люди выросли в семьях, у них есть мораль, есть семейные традиции, а у неё что? Они не умеют строить семьи, я таких знаю!
— Ты ничего о ней не знаешь! Она искреннее и честнее многих! — выпалил Иван, не в силах сдерживаться.
— Хватит, — Валентина отвела взгляд, качая головой. — Я тебе говорю, что из детдома нормальные люди не выходят! И слушать больше ничего не хочу.
Разговор закончился ссорой, после которой Наташа больше не появлялась в их доме. Иван снова был в одиночестве. Мать добилась своего — он потерял ещё одну близкую душу. Наташа, как ни старалась, не выдержала постоянного давления со стороны Валентины. В последний раз они встретились под моросящим дождём у кафе, где она тихо сказала, не поднимая глаз:
— Вань, нам лучше расстаться. Твоя мама права, я не подхожу тебе. Я пыталась, но ты не можешь оставить свою семью, а я не смогу всю жизнь бороться за место в твоей жизни.
Он не стал отвечать. В душе у него поселилась тяжесть, которая не отпускала, и снова вернулся к старому привычному утешению — алкоголю. Но теперь выпивка стала не просто бегством, а настоящей зависимостью. Он перестал выходить на работу и не замечал, как всё медленно рушится вокруг.
Прошли недели, прежде чем Валентина заметила, что что-то не так. Сначала она удивлялась, что сын стал чаще оставаться дома, и почти не выходил из комнаты, потом начала задавать вопросы. Но Иван молчал, упрямо отводя взгляд, каждый раз чувствуя, как горечь разливается в груди.
Однажды начальник позвонил, сообщив, что Иван уволен. Валентина, услышав эту новость, побледнела.
— Ты что же наделал, сынок… — её голос сорвался, но слёзы не потекли. Она долго смотрела на сына, и её лицо медленно исказилось в печальной усмешке. — Думала, что уберегла тебя от ошибок, что защитила, а ты… и образование не получил, работу потерял. Всё сам разрушил, сам!
Иван тяжело опустился на стул, обхватив голову руками. Слова матери раздавались в тишине, как отголоски давно ушедшей надежды, которую теперь не вернуть.
Шли годы. После всех пережитых бурь, когда сил больше не было искать спасение на дне бутылки, а постоянные упреки матери звенели в голове, Иван решил, что дальше так не может продолжаться. Он буквально по частям себя собрал. Нашел хорошую работу, но теперь оставался один. Валя успокаивала себя тем, что теперь сын был «на правильном пути», но сердце начинало тревожно щемить, когда она замечала тоску в его взгляде.
Когда Ивану стукнуло тридцать восемь, мать начала намекать, что пора бы уже иметь семью. «Мне бы внуков увидеть,» — говорила она все чаще за ужином. Однако он отмалчивался, иногда только криво усмехался, и каждый раз уходил в свою комнату, оставляя Валентину наедине с мыслями о том, почему ее сын все еще одинок.
Однажды Иван пришел домой с женщиной, на вид старше него лет на десять. У нее были короткие темные волосы и уверенный, слегка холодный взгляд. Валентина, увидев их вместе, опешила, но не успела и рта раскрыть, как сын предупредил ее. Его голос был строгим, как никогда прежде:
– Мама, ты хотела, чтобы у меня была семья? Это Света, она будет жить со мной. Прошу любить и жаловать! И не смей даже слова против сказать!
Слова эти прозвучали так сурово, что Валентина замерла, только и нашла силы молча кивнуть. Она понимала – Иван больше не станет терпеть её вмешательства.
Женщина оказалась из хорошей семьи и, хоть была гораздо старше Вани, детей у нее не было. Умела вести себя тихо, почти незаметно. Она окружила Ивана заботой, поначалу даже находила общий язык с его матерью. Словно специально старалась ей угождать: помогала по дому, накрывала на стол, спрашивала, как прошел день. В какой-то момент Валентина подумала, что ее сын, наконец, нашел то счастье, которое заслуживал.
Но вскоре она заметила, что за внешним благополучием скрывается нечто другое. Иван возвращался с работы вовремя, больше не позволял себе лишнего, но улыбка больше не касалась его губ. Он замкнулся в себе, становился все более отстранённым. Если прежде Валентина ловила его задумчивый взгляд, теперь он вообще старался не смотреть на нее.
Как-то вечером, когда Светлана задержалась на работе допоздна, Валентина осмелилась заговорить с ним. Он сидел на кухне, уставившись в чашку с чаем, и казался бесконечно одиноким, несмотря на весь этот устроенный, казалось, быт.
— Ванечка, — осторожно заговорила Валентина, —ты счастлив, сынок?
Он посмотрел на нее устало, будто был не в силах больше скрывать свое отчаяние. Какое-то мгновение его глаза словно говорили за него, но в следующую секунду он замкнулся, резко поднялся и отвернулся к окну.
— Счастлив? — эхом повторил он. — Счастлив… — иронично усмехнулся и вышел из кухни, не проронив больше ни слова.
Прошло несколько дней, а затем недель, и Валентина стала замечать, что в сыне угасает что-то важное. Она уже видела его в депрессии, но это было иным. Теперь он словно отрекался от самого себя, превращался в тень. Света не выдержала его безразличия, ушла.
Валентина смотрела на сына и сердце обливалось кровью. Однажды она села напротив него, положила свою руку на его, и впервые, пожалуй, за всю жизнь, от чистого сердца сказала:
— Ванечка, милый… прости меня. Я пыталась как могла устроить твое счастье… Но ты не выглядишь счастливым… Может быть, можно все исправить?!
Иван не сразу отреагировал, но потом посмотрел на нее. В нем уже не было ни гнева, ни презрения, только спокойная, отстранённая боль.
— Я много лет пытался жить твоими мечтами, мама, — проговорил он тихо. — Но потерял свои. Ничего уже не исправить. Мне ничего уже не нужно. Спасибо за все. Ты устроила мое счастье…